Известный актер о съемках в Казани, фильме «Мусульманин», главной американской скрепе, судьбе Михаила Ефремова и коде русского человека
В середине ноября в столице РТ на базе Казанского государственного института культуры проходили съемки документального проекта режиссера Алексея Барыкина «Святитель» о жизни патриарха Гермогена, яркого политического деятеля периода Смутного времени и одного из самых почитаемых святых русской православной церкви. Одной из актерских звезд картины стал Александр Балуев. «БИЗНЕС Online» поговорил с московским гостем о пандемии, «плохих русских» в Голливуде и любимых ролях.
Александр Балуев: «То, что производится на этой земле, должно, в общем-то, оставаться на этой земле, за исключением налогов и каких-то социальных вещей»
Фото: © Екатерина Чеснокова, РИА «Новости»
«БЫЛИ БЫ СРЕДСТВА И НА ТО, ЧТОБЫ СНИМАТЬ КИНО В РЕГИОНАХ»
— Александр Николаевич, после нескольких съемочных дней в столице Татарстана, можете ли вы ответить на вопрос: как обстоит дело с региональным кино в России?
— Мне трудно сказать, мы слишком мало соприкоснулись. То, что было задействовано, профессионально ровно настолько, насколько нужно, не больше, не меньше с точки зрения насыщенности аппаратуры. Павильон прекрасный (в КазГИК — прим. ред.), в нем было очень удобно работать, и сами локации были отобраны заранее, поэтому все было очень даже на уровне.
— А, вообще, кино, создаваемое за пределами МКАД, имеет какой-то вес и значение?
— Конечно имеет! Это не только с кино связано, но и вообще с экономическим устройством нашей страны — не должно все стекаться в одно место, а потом оттуда кем-то распределяться более или менее справедливо или несправедливо. Не должно быть так. Мы живем в огромной стране с разными условиями, с разным климатом, с разным всем. И то, что производится на этой земле, должно, в общем-то, оставаться на этой земле, за исключением налогов и каких-то социальных вещей.
А сейчас у нас так же и с кино — были бы средства на то, чтобы снимать кино в регионах. А у нас все сливается в одну струю неправильно кем-то, а потом уже оттуда барской рукой распределяется. Если бы это было устроено иначе, я уверен, что нашлись бы и возможности, и люди — кино же снимается людьми, которые есть не только в Татарстане, а во всей нашей великой, большой, огромной стране. Дело в системе, зачастую очень неправильно организованной.
Александр Балуев и Алексей Барыкин (слева)
Фото: предоставлено Алексеем Барыкиным
— Вы участвуете в историческом проекте Алексея Барыкина «Святитель». Чем вас привлекла эта картина?
— Темой, историей, собственно, этого достаточно. Меня вообще история нашей страны интересует, особенно в такие тяжелые времена, к которым относится этот период, поэтому мне это небезразлично.
— А сегодняшний период, пандемия, отражается на актерах вообще и на вас?
— Отражается, конечно, как и на всех людях. Есть ограничения и ограничения серьезные. И в передвижении, и в ощущении, и в общении, — во всем. Они неестественные, конечно, это негативно сказывается, но стараемся соблюдать.
— Есть у вас какие-то личные большие потери за это время?
— Завтра похороны Романа Григорьевича Виктюка (разговор состоялся 19 ноября — прим. ред.)… Я обязательно поеду попрощаться.
Вообще что-то закрылось, что-то отложилось, что-то, может быть, и правильно закрылось. Наверное, в этом есть какой-то естественный отбор. Конечно, лучше бы этого не было. Приобретений, во всяком случае, этот период никому не несет ни в чем.
ОТ «ПЛОХИХ РУССКИХ» К КОДУ РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА
— Говорят, что вы отказывались от работы в американском кино, потому что там предлагали играть исключительно «плохих русских»…
— Я бы не сказал, что прямо плохих, но они были выписаны настолько примитивно и неинтересно, видимо, под американского зрителя с его представлением о врагах свободной американской демократии, что именно по этой причине я отказался.
— А сегодня вы участвуете в проекте, который связан с русской культурой. Какой образ русского человека вы хотели бы создать на экране?
— Это очень сложный вопрос. Там я играл русского человека в среде, где вообще не понимают, что такое Россия, и не знают, где это находится в принципе. Если честно, дальше своего штата… многие даже не знают, что там за соседний штат. Поэтому мы об американцах слишком хорошего мнения, специально созданного непонятно для чего. Они очень ограниченные в передвижениях, они не любят путешествовать, они любят свой дом, правда. Да, флаги, все вывешено, на каждой избушке есть по флагу, а то и по два. Но что творится в соседнем штате, они не знают. Знают, наверное, как он называется, и то с трудом. Поэтому для них русское — это одно, а для меня здесь это совсем другое.
У нас не так, у нас есть объединенность. У них в каждом штате свои законы, за определенное преступление в каком-то штате могут расстрелять, а в других нет. Единственное, что валюта общая. Этой стране, Соединенным Штатам Америки, чуть больше двухсот лет, у них нет истории, не в силу того, что они плохие, они просто очень юные как страна. Как можно это сравнить с тысячелетней историей России? Никак. Они все познают, они узнают, они в развитии. С другой стороны, это хорошо, потому что страна развивается и развилась так быстро, потому что у нее кровяные потоки по-другому идут, импульс у нее другой, пульс.
— А что для вас является ключевой составляющей русской культуры?
— Мы снимали эпизод только что, где говорили про код русского по Толстому, Чехову. Для меня это и есть Толстой и Чехов, Некрасов, Бунин, Чайковский, это та культура, в которой я рожден, в которой живу.
— Вы участвовали во многих проектах различных авторов, какие герои, какие проекты резонируют с вашими ценностями?
— В той или иной степени все герои, иначе я не играл бы их или играл бы кто-нибудь другой. Любой актер, который берется за то или иное воплощение той или иной роли, подключает в какой-то степени себя самого, свое понимание этого времени, этого характера, этой ситуации.
«Я считаю, что кино получается именно тогда, когда оно затрагивает прежде всего тебя, тебя самого»
Фото: предоставлено Алексеем Барыкиным
«Я НЕ МОГУ СНИМАТЬ КИНО, КАК ВИСКОНТИ»
— Какие режиссеры, из тех, с которыми вы работали (Андрей Звягинцев, Владимир Хотиненко, Андрей Смирнов и др.), вам ближе всего по стилистике, по духу?
— Я не буду кого-то выделять, дабы не обидеть других. Я накопитель. Встреча с режиссерами для меня на уровне общего ощущения времени, в котором я живу, потому что наша профессия очень короткожизненная, она олицетворяет и отражает то время, в котором мы живем. Даже если мы снимаем, грубо говоря, кино про Средние века, все равно это сегодняшний взгляд на то или иное время, а как мы понимаем, взгляды эти очень быстро меняются из поколения в поколение. Поэтому то, что мы фиксируем в этот период времени, через десять-пятнадцать лет будет уже никому не интересно, близости уже не будет — это будет другое поколение, будут не то что другие ценности, а другое отношение ко времени, к людям, к истории той же, оно меняется. Поэтому выделять кого-то из режиссеров я не стану.
— У вас есть свои режиссерские работы, в 2021 году должен выйти на экраны фильм «Отель». Кто из тех, с кем вы работали, повлиял на вас больше всего?
— Опять же повторюсь, каждый по-своему, тот же Кайдановский Александр Леонидович, его отношение к изображению в кадре, к детализации в кадре, к осмысленности этой детализации. Я фильмах, которые снял, не могу сказать, что это перенял, но учитывал в своем понимании, каким должен быть тот или иной кадр. Где-то по движению, где-то как-то еще, — все как мозаика. Нет такого режиссера, которому я бы прямо подражал. Копировать нельзя, это неприлично. Я люблю Висконти, но я не могу снимать кино, как Висконти, потому что это делать просто нельзя.
— Какие у вас дальнейшие планы на режиссерском поприще?
— Конкретных планов пока нет. Единственное, я знаю, что не буду снимать кино ради того, чтобы снимать. У меня руки не чешутся встать за камеру и просто снимать ради процесса. Я знаю, что буду снимать только то кино, которое меня волнует, которое имеет ко мне какое-то отношение, ко мне лично. Потому что я считаю, что кино получается именно тогда, когда оно затрагивает прежде всего тебя, тебя самого. Тогда ты сможешь уходить оттуда в осмысление себя, общей картины мира. Но никак не обратно — меня не возбуждают какие-то колоссальные события, они мне абсолютно безразличны.
«Кино — оно очень трудно в общении, потому что это все довольно быстро, моментально, и ты не успеваешь познакомиться с актерами, с которыми трудишься на площадке»
Фото: предоставлено Алексеем Барыкиным
«Я БЛУЖДАЮ И ФЛАНИРУЮ, КАК ПЕРЕДВИЖНИК»
— Почему вы не служите сейчас в театре на постоянной основе, хотя в актерской биографии есть театр Советской Армии, театр им. Ермоловой, «Ленком» и т. д.?
— Это не только сейчас, а уже давно началась у меня эта болезнь. Потому что я считаю, привязка к одному какому-то месту ограничивает человека вообще, и он общается в одном и том же кругу, если нет кино. Но кино — оно очень трудно в общении, потому что это все довольно быстро, моментально, и ты не успеваешь познакомиться с актерами, с которыми трудишься на площадке. А в театре ты все время в одном коллективе — одни и те же артисты, один и тот же режиссер, то есть ты живешь в этом мире, ни в какие другие миры не прорываешься и не выходишь. Поэтому я для себя решил отрубить эту возможность — быть обласканным в одном доме, пригретым. И я блуждаю и фланирую, как передвижник.
— Какие у вас дальнейшие именно театральные планы? Есть какие-то постановки, которые намечаются?
— Есть, я не буду вдаваться в подробности, они тоже намечаются. Единственное, что могу сказать — я буду делать то, что связано с музыкой. Не мюзиклы, но музыкальные драмы, музыкально-поэтические какие-то. Нет, петь не буду, я других заставлю петь.
— Значит, будете выступать как режиссер?
— Да. Может быть, и сам сыграю что-нибудь.
«Я понимаю, играя роли, связанные с людьми военными, ратного труда, что я бы никогда не смог заниматься этим»
Фото: Владимир Смирнов / ИТАР-ТАСС
«Я НЕ МОГУ В ЖИЗНИ КОГО-ТО ВЗЯТЬ И УБИТЬ»
— Вы производите впечатление человека очень тонкого и эрудированного…
— Это обман, но ладно. С эрудицией у меня туго. Тонкого… насколько чувствую, настолько чувствую.
— И при этом вы часто играете преступников, силовиков или военных, как это согласуется с вашей личностью?
— С трудом согласуется. Я понимаю, играя роли, связанные с людьми военными, ратного труда, что я бы никогда не смог заниматься этим. Но поскольку вынужден их играть, пытаюсь каким-то образом их под себя, то есть, себя под них подмять. Я убежден и знаю, что среди военных есть очень много эрудированных и тонких людей. Но просто их направленность, специфика их работы к счастью или несчастью более определена самими погонами, самим родом занятий, и есть некое лавирование, некая тонкость в этом. Хотя есть и военная разведка, существуют военные переводчики, есть те люди, которые занимаются и умственным трудом в IT-хозяйстве, так что там разные люди есть. Но во всяком случае, каким-то образом мне до сих пор удавалось совместить свое личное несоответствие этому роду людей с реализацией их в кино.
— Какой лично самый близкий образ для вас был из того, что делали вы?
— Нет такой роли. Себя играть — это никому не интересно, ну что я сам по себе за существо, которое можно предлагать на рассмотрение миллионов людей? Я думаю, что нет таких людей. Я думаю, что есть просто люди, которые занимают определенное положение или в силу своей работы или культуры. Тогда интересно их творчество или работа, как у президентов наших стран. Вы думаете, они сами по себе интересны? Нет, интересно то, чем они занимаются, их работа, их дело, которому они служат. А с точки зрения себя любимых это неинтересно, я не считаю, что вправе давать себя на рассмотрение миллионам людей собственную персону.
— Остались ли у вас еще роли, которые бы вы хотели сыграть?
— Их очень много. Гораздо больше того, что я не сыграл, чем того, что сыграл, но это уже в прошлом, и ты уже не сыграешь то, что мог сыграть двадцать лет назад или пятнадцать. А ролей все меньше и меньше в силу, опять же, обстоятельств физиологического характера. Поэтому есть из чего выбрать, есть еще «Король Лир», можно попробовать, ну и старцев очень много, именно страцев, я намекаю, что уже не молод. Но еще есть что сыграть, если это кому-нибудь будет нужно и мне, прежде всего.
— А вы как публичная персона считаете, что есть то, что вы должны делать или не должны?
— Что должен играть или делать? Играть и делать — это разные вещи. Я не могу в жизни кого-то взять и убить, если так грубо сказать, а в кино могу, оправдав это какими-то обстоятельствами. Это вымысел, это все не по-настоящему, все в нашем сознании. А в жизни, конечно, я не могу.
«Говорят, что он [Ефремов] там уже собирается организовать театр, назвать его «Зона»
Фото: «БИЗНЕС Online»
— Что вы думаете о нынешней судьбе Михаила Ефремова?
— Это, на мой взгляд, трагическая очень история, во многом предсказуемая, а во многом случайная. Но трагическая для актера Миши Ефремова, моего товарища, с которым я играл на сцене не раз. Хотя говорят, что он там уже собирается организовать театр, назвать его «Зона», я думаю, он это сделает, потому что в этом смысле он очень энергичный человек. Но по большому счету это, конечно, трагедия. И то, что погиб человек по его вине — как с этим жить? Но ему с этим жить, конечно.
— Вообще алкоголизм — это сегодня большая проблема в актерской среде?
— Исторически да, это проблема и в актерской среде, и в профессорской, и в музыкальной, — в любой. Эта проблема есть в любой стране — Хемингуэй, например, если возьмем американцев, ну и так далее. Но выдвигать ее как главную проблему я бы не стал, нет, это не так.
— Какие сегодня главные проблемы в нашей стране?
— Это кладезь, начиная от чиновничьего беспредела и до неравенства социального, неравенства во многих сферах, возможностей и всего. Хотя я не знаю, возможно ли равенство вообще, существует ли оно где-либо. Но во всяком случае, это проблема, которая приводит довольно часто к тупиковым ситуациям.
«ТАТАРСТАН — ЭТО ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ ПРИМЕР СОЧЕТАНИЯ ДВУХ РЕЛИГИЙ»
— В Татарстан вы приезжаете не в первый раз, какие у вас впечатления от сегодняшней Казани?
— Очень похорошела. Этот город очень омолодился не за счет спортивных комплексов, в за счет отношения современного человека к своей истории, к историческим архитектурным памятникам и это очень видно. Это очень приятно удивляет, потому что не везде так, а в Татарстане особенно радует.
— В Татарстане в свое время, конечно, с интересом посмотрели «Мусульманина» Владимира Хотиненко, где вы сыграли брата главного героя. Как вы оцениваете своего Федьку в том фильме? Может быть, сейчас уже не так, как тогда.
— Вы знаете, для меня эта картина действительно особенная. Во-первых, она рождалась особенно — из маленькой заметочки, я не помню в какой газете, о том, что парень, попавший во время Афгана в плен, принял мусульманство и вернулся к себе в деревню. Из этой статьи, на мой взгляд, великий автор сценария Залотуха Валера стал писать фантазию на тему — что могло быть, как могло быть, как это все разворачивалось бы. По живому тогда создавалась эта история. Поэтому, может быть, она так долго держится и вызывает интерес, потому что она не просто была написана когда-то и потом осуществлена, она родилась прямо тогда. В нем, наверное, много эмоциональной составляющей.
А мое отношение не изменилось к тому событию, которое случилось с главным героем, я считаю, если существуют непреодолимые преграды в этом соединении, то соединять это не надо, надо это иметь в виду как параллельные миры, не пытаясь одно наложить на другое или переплести (за исключением, опять же, интернациональных браков), а превосходство одного надо другим ни к чему не ведет, это ведет только к разрушению, но не к победе. Мое отношение к Федьке, которого я так рьяно играл тогда, было таким не потому, что я думаю так. Чем непримиримее человек, живущий с пониманием вот этого: как же мой брат мог совершать какие-то не те поступки?.. Если ты сам не понимаешь, как — справа налево перекреститься или слева направо, по большому счету задай себе вопрос. Но все равно это такая упертость, отказ понять больше, чем учебник природоведения, это есть и в русском народе, и в других. Но как говорил, по-моему, Пушкин, чтобы любить свой народ, его сначала надо образовать. А по-настоящему любить свой народ можно только тогда, когда ты образуешь, ведь образование — это нить, тропиночка такая к пониманию проблем. Это не накопительный момент: «Я прочитал 18 книг, а ты 12, поэтому ты тупой и глупый».
Многие необразованные люди гораздо более тонко устроены, чем человек образованный и такого знания энциклопедического. Потому что знания, на самом деле, самая большая беда в этом мире. Потому что знание исключает зачастую момент веры. Что из этого точнее? Для ученого-физиолога, конечно, знание, а для человека, для души человека это, конечно, вера, на мой взгляд.
— А Федька в «Мусульманине» — отрицательный персонаж?
— Он не отрицательный, а народный. Но для меня он, конечно, и ограниченный, в общем, в осознании окружающего мира. Но он очень привязан к этой земле, к народности этой, ко всему. Куда ни возьми, в нем есть все по крупицам. Но он ни хороший, ни плохой.
Потом там есть такой момент… Может быть, я бы и не согласился играть в этой картине, честно скажу… Там есть один момент, когда мой герой хочет повеситься. Ну можно это все на пьянку свести, которая уже достала его и завела в петлю, а если задуматься, почему он пытается свою жизнь отвергнуть, тогда это невозможность чего-то понять, достучаться до родной крови вроде братской, и тогда от этого можно в петлю полезть. У меня он скорее повесился от этого, а не от пьянки в пьяном угаре.
— А Евгений Миронов, что вы думаете о главном герое той картины?
— Это, наверное, у Жени надо спросить. Он замечательный артист и Ленина уже сыграл, мне далеко до этого. Но когда вышел фильм, Федьку, которого сыграл я, признало гораздо больше людей. И гораздо меньше признали то, что играл Женя. Если было бы оправдание, то есть ему поставили бы в Афгане условие — либо ты принимаешь ислам и остаешься жив, либо мы тебя казним, то это одна история. Но ему никто не приказывал, он сам пошел на это, остался. То есть там не разрабатывается этот момент, хотя он очень важен, по какой причине человек пошел на это, может быть, он вообще некрещеный был. Если бы он был некрещеный и это в фильме было заявлено, то совсем другое, значит, ему просто вера нужна была — то есть он увидел эту кровь, этот ужас гражданской войны… Но это тоже заявлено не было. Он не то что отказался от веры, он просто русский человек, русский солдат, принявший мусульманство. Неоднозначная картина, поэтому она живет так долго.
— На ваш взгляд, в Татарстане есть подобные проблемы?
— Татарстан — это замечательный пример сочетания двух религий. Если он искренний, если он естественный, то это так и должно быть, по-другому быть не может. В противном случае мы просто занимаемся размежеванием — моя хатка здесь и твоя хатка здесь. А это неправильно.
***
Александр Балуев — актер театра и кино, широкую известность ему принесла роль Федора в фильме "Мусульманин".
Сегодня фильмография Балуева насчитывает более ста картин, среди них есть роли как в голливудских кинолентах ("Миротворец", "Столкновение с бездной", "Доказательство жизни"), так и в отечественных фильмах разного жанра от главной роли в фильме "Петр Первый. Завещание" до Марка в "Изгнании" Звягинцева.
Александр Балуев служил в Центральном театре Советской Армии, Московском драматическом театре им. М.Н. Ермоловой, Театре Романа Виктюка и "Ленкоме". Сейчас Балуев выходит на сцену в независимых проектах.
Источник: «Бизнес Online» Елизавета Чеботарева